Россия, г.Москва
ГБОУ СОШ № 2047
Учитель русского языка и литературы
Марьина Т.В.
Роман «Вор» создавался сразу после «Барсуков». Первая редакция романа стала известна читателю в 1927 году, его вторая редакция появилась в 1959году.
Новый роман «Вор» проникнут тревогой автора за судьбы революции. Опасность виделась ему со стороны нэпманов (Заварихин), кулацких элементов деревни (Леонтий Векшин), городского мещанства (Чикилев), разложившихся деклассированных слоев. Тема обличения мещанства заняла в романе главное место. Какое значение автор «Вора» придавал этой теме, ясно из следующего его высказывании конца 20-х годов: «Считаю мещанство самой злой… непреодоленной покуда опасностью… Ветхозаветный мещанин ничто в сравнении со своим пореволюционным потомством. Нынешняя отрасль его, прокаленная огнем революции, хитра, предприимчива и мстительна».
Основной персонаж романа — Митька Векшин. Он, по мысли автора, выражал собой «стихийные явления» в революции. В недавнем прошлом участник гражданской войны, лихой кавалерист, односторонне восприняв противоречия нэпа, он решает, что революция погибла, и нравственно опускается, становится вором. Писатель объясняет отступничество героя недостатком знаний, неразвитостью чувств и интеллекта, то есть «культурной бедностью», примитивностью его жизненных идеалов, неумением понять, что пути революции сложны и цели ее не могут быть достигнуты одними сабельными ударами и единовременным натиском.
Обрисовав падение героя, Леонов далее сосредотачивает внимание на том, как Векшин начинает осознавать ложность пути, на который вступил, как постепенно, под влиянием уроков жизни в его душе созревает решение искупить свое отступничество честным трудом. Но такое обновление характера давалось нелегко. Ощущался недостаток знаний в социальной разработке образа.
Появление первой редакции вызвало буквально поток, прежде всего раздражительных суждений о неприемлемой зависимости писателя от наследия Достоевского. Однако, ориентация на наследие Достоевского (о чем Леонов заявил в печати) объяснялась отчасти родственностью объектов изображения — героев Достоевского и Леонова, мучительно переживавших противоречия, сложившиеся между их собственной личностью и обществом. Учитывая эти обстоятельства, в своих отзывах о Леонове этой поры Горький писал: «Мне кажется, что Леонов — человек какой-то «своей песни», очень оригинальный, он только что начал петь ее, и ему не может помешать ни Достоевский, ни кто иной».
Создание второй редакции «Вора» находилось в прямой, в самой тесной связи и зависимости от процесса кристаллизации леоновской концепции России, концепции, которая легла в основу идейно - эстетических исканий писателя и которая с особой силой окрасила его творчество последнего десятилетия. Удивительно прозорливым было замечание Горького о том, что Леонов «страшно русский», и тем более важно, что это было сказано по поводу первой редакции «Вора».
Вторую редакцию романа создавал уже автор «Русского леса» и таких статей, как «Рассуждение о великанах», статей о Грибоедове, о лесе.
Тема истории развивается во второй редакции усложнено, писатель и здесь остается верен своему основному принципу — показать многообразный, зачастую противоречивый процесс вызревания в народной среде концепции России. Хотя Леонов в этом романе остается художником глубоко тенденциозным, он и эту в высшей степени дорогую ему тему делает достоянием открытой дискуссии. По-видимому, такой нелегкий спор и оказался возможным только потому, что по-граждански Леонов был готов к нему. Леонов в «Воре» как бы погружает четко и всесторонне публицистически очерченный образ России в стихию романа, в нелегко улаживающийся его мир. Тема России входит в сюжет многопланово. Она сопровождает почти каждый образ, - вернее, основные характеры «Вора» являются выразителями, творцами своей темы России.
Образ Маши Доломановой неизменно влечет за собой представление о России, напоенной нравственной чистотой, которая, казалось, была рождена самой прозрачной речкой Кудемой, тревожным и знобящим небом над ней, ее таинственными берегами; представление о той России, которая не может жить без этой звенящей чистоты, поэтому и Дмитрий Векшин не может жить, не искупив своей вины перед этой чистотой, перед Машей Доломановой.
С развитием образа Ксении, жены Бабкина, в роман входит Россия страждущая, исступленная в своем вечном поиске справедливого для всех счастья, зачарованная звездной мечтой об этом счастье.
В «Воре» взволнованно, робко и в то же время неотступно от нового мира живет в лице Манюкина Россия прежняя, которая, казалось, уже исчерпала отмеренное ей время, но, расставаясь с жизнью, униженная, отброшенная, она пытается передать свое наследство потомкам, - и тогда подымается со страниц манюкинского дневника тревожная русская история от петровских до нынешних времен, с ее главной беспокойной мыслью о двух отчужденных Россиях.
Особенно активную роль в романе играет Россия Тани Векшиной, цирковой актрисы, со страстной, смелой, отчаянной горячностью защищающей на «товарищеском суде» своего брата; та Россия, которая, несмотря на всю векшинскую вину перед людьми, не смогла оттолкнуть его, своего сына, от себя и которая приняла покаяние Митьки. Россия Тани оказалась способной на такую щедрость потому, что она являла собою Родину великодушную, с ее неустанным стремлением к усовершенствованию, живущую постоянной надеждой на лучшее впереди и оттого с трепетной и самоотверженной готовностью решившуюся на самый «великий… переплав людей и всяческого на протяжении веков накопленного ими достоянья…», для того чтобы человек становился «лучше, гибче, звонче впоследствии». Эта Россия и Дмитрия Векшина приняла в свой переплав, революцию, чтобы проверить, где «окажется Митя — наверху жизни или где-то в самой преисподней ее накипи» (3, 310 -311).
К такой именно России чаще всего приходил в своих думах Векшин. Ему в романе принадлежит сравнение образа революции с «электрическими вожжами, способными не только обуздать, но и насытить высшим историческим смыслом разбродную, бессмысленно протекавшую раньше по низинам истории людскую гущу» (3, 443).
Леонов дважды заставляет героя встретиться один на один с ребенком. Попав на свадьбу, в пьяной пляске, охваченный яростной злобой, Векшин готов был затоптать, разрушить все. И это он делал на глазах у мальчишки, именно ради него «через десяток логических звеньев и совершался танец…». В этой сцене отчаяния, казалось, был произведен расчет с самой жизнью. Но «отрезвляющая детская насмешка остановила Векшина» (3, 439). Без приобщения к детскому сердцу, этому незамутненному источнику нравственной чистоты, вряд ли может состояться у Леонова исцеление, И поэтому писатель как бы еще раз испытывает героя, он вновь «подсылает» ему дитя. В самый последний момент, когда Векшин покидал Родину, не принятый ею, не получивший ее прощения, незнакомая девочка догнала его и передала «милостыню» от брата. Эта сцена обозначила собою новый этап в раскрытии характера героя, она обрела символическое значение. Пусть движение векшинской души не может сравниться с благословением ребенка, на которое был способен солдат из «Русского леса», но герой «Вора» принял милостыню из рук ребенка, «погладил посланницу по голове» - и в этом искреннем и многозначительном порыве раскрылась еще теплившаяся в душе этого человека способность к доброте, тоска по доброте, способность к глубокому и искреннему переживанию.
В символе переплава поколений раскрылась одна из основных, если не главная идея романа. По сути дела многоплановый образ России существует в романе в двух борющихся между собою тенденциях: одна — в постоянном стремлении обнаружить непрекращающееся взаимообусловленное движение национальной истории, человеческого прогресса, другая — в стремлении к немилосердному расчету с прошлым, к уничтожению каких бы то ни было связей со вчерашним днем. Поэтому рядом с Россией Тани неизменно присутствует мертвящее, неустанное чикилевское желание во всем разглядеть «прямую классовую закономерность» и рассчитаться с любым живым проявлением жизни соответственно этой «закономерности», стремление «одинаковость произвести везде», «все человечество на один образец соблюсти», а чуть кто «сломался»- «списать без сожаления, сменка ждет» (3, 223), Именно поэтому живет в романе и жестокая заварихинская сила, для которой «всякий осколок отжитого дня и режима» (3, 255) представлялся только жертвой, которая не могла рассчитывать на сострадание.
С точки зрения фабульного построения роман постепенно теряет из своего «актива» образы Тани, Ксении, Манюкина. Казалось, что и тема России должна была постепенно иссякнуть, исчерпать себя. Но художественная идея в «Воре» залегает так глубоко, что внешнее течение событий словно бы не меняет ее русла. Хотя уходят герои, но остаются неповторимые кудемские дали и оттого, что не однажды в «Воре» встает и заходит в манящей дымке тревожное и ласкающее демятинское солнце, в романе остается нетленной русская земля, с ее нелегкой судьбы народом, с ее босоногими, пытливыми, как живой укор несправедливости, ребятишками. Именно поэтому так неудержимо влечет она к себе Дмитрия Векшина, и именно поэтому Леонов-художник только тогда оставляет своего героя, когда видит, как, испытывая последнюю надежду, торопясь на встречу с родиной, Векшин «спрыгнул на ходу и внахлест упал лицом, словно кланялся. Смерзшийся снег искровянил ему ладони, но и самая боль эта была как ласка» (3. 616). Значит, встреча состоялась.
В раскрытии национальной темы важнейшую роль играет активное авторское, повествовательное начало. Постоянная дума о судьбах родины окрашена взволнованным лиризмом, лирико-философское настроение пронизало собою весь эмоциональный строй «Вора». Поэтому неповторимую проникновенность, а вместе с ней и большую художественную самостоятельность обретает пейзаж, он теперь самым непосредственным образом влияет на развитие сюжета.
Теперь судьба Векшина еще теснее сплелась с судьбой России. В результате этого писателю и удалось с еще большей глубиной раскрыть губительность векшинской «железности»: не умея думать о Тане, Маше, Ксении, Векшин не умел думать о самой России, это была жестокость, неприятие героем самой родины. В то же время Леонов сделал Векшина сыном России.
В этом романе есть живущая во всей своей сложности, во всей трепетной непосредственности русская действительность. Неукротимая в своем самопознании, она не только не подчинилась притязаниям Векшина, но нашла даже в себе силы принять его как «блудного сына».
Вот почему наряду с беспощадным обнаружением векшинской жестокости в «Воре» происходит и взволнованное открытие таких качеств этого характера, благодаря которым в романе сохраняется кристально чистым чувство Родины, чувство революции. Поэтому и оказалась возможной, стала необходимой встреча Векшина с русской землей, «из частиц неба, полей и рек» которой, казалось, был соткан этот человек.
По-видимому, на скрещении темы России и темы испепеленного нравственными исканиями человеческого сердца и открылся во второй редакции «Вора» тот источник преемственных контактов Леонова с русской классической литературой.
Используемая литература:
Н. А. Грознова: «Творчество Леонида Леонова и традиции
русской классической литературы».
Ленинград, «Наука», 1982год.
История русской советской литературы 40-70-е годы.
Москва, «Просвещение», 1980год.
